Что творит, что творит!
Несется микроавтобус, вбиваясь в узкие щели меж автомобилей, подрезая их так, что бамперы трещат, что зеркала — вдребезги! Испуганные легковушки шарахаются от сумасшедшего водилы во все стороны, съезжают с полос, отчего идущие сзади тоже тормозят, идут юзом, встают поперек полос, задерживая идущий позади них поток. Какие-то легковушки сталкиваются, образуя на дороге труднопреодолимые заторы, которые приходится объезжать на малой скорости. Не ему — им объезжать!
Ну что, как вам такая езда?
Это вам не «Формула-один», это гонки на выживание. Физическое!
Руль вправо… Влево… Дать по газам!.. И тут же по тормозам!..
Бах…
Посыпалось чье-то зеркало!
Но это не смертельно, это ерунда, пустяк!
Кто-то, уходя от столкновения, вильнул вправо, зацепил параллельно идущую машину, и обе они ткнулись в третью.
Тем и плох автобан, что, коли две машины столкнутся, то в них еще пять впечатаются!
Но тем и хорош!
Там позади возникал совершенный хаос и неразбериха. Он словно кегли за собой ронял, перегораживая, загромождая ими дорогу!
И погоня скоро увязла, потерялась в автомобильных заторах. Им бы сразу ему на хвост сесть, вцепиться в задний бампер, прилипнуть, чтобы идти в его кильватерной, чистой от машин струе, тогда бы они его догнали, ибо имели перед собой чистую дорогу, а он — препятствия в виде впереди идущих машин.
Но они не сумели — не смогли!
Вот он, долгожданный поворот!..
С ходу нырнуть в него, оторваться, вновь свернуть на первом же повороте, и еще раз, и тут же поехать чинно-благородно, чтобы никто не мог опознать в помятом микроавтобусе того дорожного хулигана, что покалечил несколько десятков машин! А вмятины что — они в темноте не так уж заметны! А где-нибудь через пару десятков километров можно будет попробовать сменить этот отслуживший свое микроавтобус на что-нибудь другое.
Ну что — ушел?
Ушел!..
Глава 47
— Он ушел! Мы потеряли его!
— Ну так ищите!
— Ищем!..
Ищут… Все ищут!..
— Есть сигнал! Я слышу его!
Нет, не ушел. Да и не мог уйти, потому что хоть и бегает, но на поводке бегает! И полсотни немецких машин зря побил-покалечил! Нет, никуда тебе, милок, не деться!..
Потому что работает, посылая в эфир сигналы, микрофон.
— Всем двигаться в квадрат сорок один.
Девятнадцатому со стороны автобана номер…
Двадцать девятому от города…
Двадцать третьему…
Десятому…
Не вырваться волку, не скрыться от идущей по его пятам своры, хоть и ловок и хитер он! Не уйти, потому что тащит он на себе погремушку, что гремит, гремит, гремит, привлекая к нему со всех сторон загонщиков. И куда он ни кинется, отовсюду его слышат! И стягивают вкруг него петлю облавы!
А все равно — ату!..
Глава 48
Полковник Городец не спал. И не был пьян, потому хмель из него лучше всякого антипохмелина выбил страх. И ярость! Его, заслуженного диверсанта, орденоносца, бравшего на учениях вымпелы министра обороны, повязали, как последнего штафирку!.. И кто — какой-то на вид хлюпик! И как — в одиночку, потому что никаких бойцов подле него он не заметил!
Взял — повязал — напоил и везет неизвестно куда, как мешок с!
Да лучше бы он его прикончил!
Теперь полковник Городец только о том и мечтал, как ему вырваться. Ну или хотя бы угробить их обоих. Хрен с ним — пусть до смерти, — но пусть и его тоже! Пусть — обоих!
Только теперь это сделать было куда сложнее, потому что его руки были застегнуты за спиной наручниками, а сам он прижат к сиденью привязными ремнями.
Так он, сволочь, с ним распорядился!
Вмазать бы ему хорошенько, да жаль, руки связаны. Пнуть бы — да только ноги под приборной доской зажаты! Боднуть?.. Ремень не пускает.
Можно только материться! Что полковник и делал! С удовольствием!
— Ах ты мразь такая, эдакая и мама твоя, и папа с дедушкой!.. Чтоб тебе туда и сюда, и опять туда, и все это без вазелина, с песочком и ведром скипидара залить и раскаленным свинцом законопатить, чтоб век помнил! И чтоб ты!..
Но даже и полковник затих, как стал его похититель задом на автобане сдавать! Подумал только — все, каюк, немцы на такой маневр ни за что не среагируют! И хоть желал до того помереть вместе, а тут весь испариной покрылся.
На автобане медленней шестидесяти километров ехать запрещено… вперед, а этот — задом пятится!
Быть беде!..
И точно, заскрежетало сзади, завизжало, и какая-то легковушка на что-то наскочила. Да только не на них! А на кого тогда?..
А тот псих, вместо того чтобы полицию дождаться чтобы виниться и бланки заполнять, через пролом в ограждении рванул и, газу дав, стал немцев как доминушки расталкивать, себе дорогу расчищая! Да ловко как!
И хоть был полковник зол, а поймал себя на том, что рад тому, как соотечественник его немецких шавок во все стороны расшвыривает!
Молодец — гад! Хоть — все равно гад, и буде только представится такая возможность, он его собственными руками удавит — не поморщится!
Вырвались — съехали с автобана, нырнули в немецкие заасфальтированные проселки.
Ну что — куда теперь, парень?
Лихач-то ты, может, и лихач, да только немецкие порядки плохо знаешь — приметы машины твоей и номер давно в полицию сообщены, теми же самыми водителями, что имеют дурную привычку друг на дружку по мобильным телефонам стучать, в отличие от наших, которые фарами мигают, встречных водил о милицейских засадах предупреждая. И где свернул ты — сообщено. И куда поехал — тоже!
— Слышь, ты, урод! — подал голос полковник Городец. — Буде лихачить, буде в казаков-разбойников играться! Я верно тебе говорю — от них не смоешься. Это тебе не Россия-матушка! Здесь каждый столб глаза и уши имеет, и всякая живая тварь в полицию стучит! Некуда тебе деваться!
— Заткнись! — рявкнул «чистильщик».
Хоть, верно, чувствовал себя не в своей тарелке, потому что ехал не по плану, а наугад, чего страсть как не любил.
— Давай по-хорошему — давай ты не им, ты мне сдашься, чтоб не так унизительно! А я тебе жизнь гарантирую и кусок хлеба с маргарином! Может, еще и пиво выторгую!
— Замолкни, я тебе сказал!
Потому что не до болтовни пассажира ему теперь было, так прицепились к нему сзади фары! Да что ж такое делается — ведь ушел он, смылся, улизнул!.. Откуда ж они вновь взялись? Или это не они, а всего лишь его страхи?
— Слышь, ну хочешь я тебе выход подскажу, — гундел плененный предатель. — Возьми меня в заложники — мне один хрен — да поторгуйся с ними, может, тебе через то срок скостят. Хотя за побитые машины один хрен с тебя взыщут — это дело святое. Можешь десять человек задушить — это одно, а за порчу личного имущества взыскать — другое. Засудят они тебя — как пить дать!
Ну, что скажешь?
Водитель зло глянул на разболтавшегося пленника.
— Только ты это — не дерись — нечестно так, — обидчиво крикнул полковник. — Связанных не велика доблесть бить. Ты мне руки развяжи, тогда поглядим, кто кому рожу начистит!..
Фары, те, что сзади, не отставали. А тут еще впереди замельтешили мигалки. Неужто засада?.. Когда ж они успели?
Точно — засада! Поперек дороги стоят две полицейские машины, возле которых, вытянув вперед руки, стоят полицейские.
Чтоб их!..
— Я же тебе говорил! — радостно проорал пленник. — От этих не смоешься.
Позади мелькали, приближаясь, фары.
Что ж делать?
Справа — обрыв. Слева — какой-то забор. Хлипкий, немецкий.
Он рванул влево, через забор, протаранив его и выскочив на какую-то отходящую дорожку. Понесся по ней, выжимая всю возможную скорость.
— Эй, ты что! Это частная собственность, — орал полковник. — Они ж тебя теперь со всем твоим дерьмом сожрут не поперхнутся! Ты лучше полицейского убей, который никому не принадлежит!
Куда… куда теперь?!
Свернул куда-то в сторону, сшиб столб, вывалился на новую дорогу, припустил по ней.